Евро: история краха

Цивилизованный мир несколько предыдущих столетий жил при единой валюте, коей были драгоценные металлы — золото и серебро. Весь XX век ушел у государств на то, чтобы избавить свои валюты от золота и позволить правительствам разбрасываться деньгами по своему усмотрению.

Жизнь до евро

История современной европейской валюты начинается с кризиса последней международной валютной системы, хоть как-то привязанной к золоту и известной, как Бреттон-Вудская. Значительно упрощая, можно сказать, что суть этой системы сводилась к тому, что только доллар США обменивался на золото, причем по фиксированной цене — 35 долларов за унцию, только на слитки и только в расчетах между центробанками стран — участников системы. Остальные валюты обменивались на доллар по фиксированным курсам.

Существование этой системы никак не ограничивало аппетиты ФРС и американского государства. После Бреттон-Вудского соглашения мир был наводнен американскими долларами. Иностранные центробанки добросовестно меняли этот доллар на золото и уверенно сокращали золотой запас США, который сразу после Второй мировой войны был крупнейшим в мире, а потом начал стремительно таять. Кроме того, необходимо было поддерживать цену 35 долларов за унцию золота, на которой держалась вся система. Поэтому американцам приходилось проводить интервенции на иностранных биржах, торгующих золотом, где частные лица (американцам было запрещено иметь золото) из других государств обменивали имеющиеся у них доллары на золото.

В 1968 году прозвучал первый тревожный звонок: Бреттон-Вудское соглашение было серьезно отредактировано — государства-участники отказались от сделок с золотом на свободном рынке, превратив систему в закрытый междусобойчик. Стало ясно, что Бреттон-Вудс обречен. Европейцы, страдающие от избытка «евродолларов», задумались о своей валютной системе, что и было задекларировано в 1969 году на Европейском саммите в Гааге. Противоречия того времени сводились к тому, что, с одной стороны, после краха Бреттон-Вудса слишком велик был соблазн наконец-то получить в полное управление рычажок с надписью «деньги», до этого времени ограниченный золотом. С другой — в Европе еще были политические силы и экономисты, выступающие за твердые валюты. Желание отвязаться от золота и одновременно иметь твердые деньги — вот ключ к пониманию процесса, который привел к появлению евро. Фактически это был эксперимент, призванный дать ответ на вопрос: способны ли политические приказы (фиатные деньги) заменить законы природы (золотые или шире — товарные деньги).

В 1971-м Бреттон-Вудс рухнул. За ним последовала попытка создать систему на основе фиксированных курсов, которая тоже провалилась, и к 1973 году мир вошел в эпоху неразменных денег и плавающих курсов. Эти перемены ознаменовались инфляцией 1970-х годов. Мир оказался в ситуации, весьма напоминающей 1930-е годы. Это было время торговых войн, валютных блоков и соревнования девальваций.

К 1979 году европейские трейдеры, банкиры и инвесторы, заинтересованные в остановке инфляции и прекращении скачков валютных курсов, оформились в группы давления, усилия которых и привели к созданию Европейской валютной системы (ЕВС) и появлению расчетной единицы (ЭКЮ) в рамках этой системы.

Особенностью Европейской валютной системы было обязательство центральных банков поддерживать стабильность только своей собственной валюты, а роль системного интегратора играл «корзинный» ЭКЮ. То есть ЕВС не была системой фиксированных курсов в ее классическом виде, когда центробанки обязуются поддерживать валюту друг друга, что на практике означает покупать падающую валюту соседа.

Собственно, ЕВС должна была решать задачу согласования малосогласуемых на практике вещей — сохранения национальной инфляции при стабильном курсе валюты. С одной стороны, государства хотели продолжать практику перераспределения путем инфляции, с другой — пользоваться благами стабильного курса. Теоретически это было бы возможно, если бы всем центробанкам удалось согласовать темпы эмиссии. Однако это оказалось очень непросто. С 1979-го по 1983-й «фиксированные» курсы пересматривались девять раз. С 1987-го по 1992-й (после того как Центробанк Франции прекратил слишком уж инфляционную политику) наблюдалась относительная стабильность, но потом последовали девальвации валют Испании и Ирландии, а в 1993-м фактическая девальвация фунта (а затем и франка) и выход Британии из ЕВС.

Евро вместо марки

Проблемой для ЕВС оказались не столько инфляционисты, сколько сторонники твердых денег. Главным источником проблемы был Бундесбанк. Валюты стран — участниц ЕВС все время падали относительно марки, то есть Бундесбанк регулярно печатал меньше денег, чем все остальные. В такой системе, как ЕВС, это вынуждало остальные центробанки ориентироваться в эмиссии на Бундесбанк, и, следовательно, сокращало инфляционные аппетиты.

Причины такого поведения Бундесбанка — в новейшей немецкой истории. Основой немецкого чуда, поднявшего страну из руин в конце 1940-х годов, была твердая марка, политика сбалансированного бюджета и жесткая финансовая дисциплина. Немецкая либеральная традиция, которая, казалось, навсегда была прервана Гитлером, восстановилась в лице Людвига Эрхарда — отца немецких экономических реформ.

К тому времени европейские государства несколько изменили приоритеты в способах обеспечения своей жизнедеятельности. До ЕВС таким приоритетом была инфляция. Бундесбанк значительно умерил инфляционные аппетиты государств, но они нашли новое эльдорадо в виде государственных займов (можно было бы сократить государственные расходы, но кто же пойдет на такое!). Государственный долг начал расти повсеместно именно в период существования ЕВС и после него. Поэтому введение евро не ознаменовалось, как ожидалось, ростом инфляции, государства удовлетворились практикой займов.

Следует отметить, что «мочить марку» начали сами немцы. И канцлеру Гельмуту Колю приписывается зловещая роль в этом процессе. Считается, что он пожертвовал твердой маркой, настояв на льготном обмене восточных марок на западные при объединении Германии. Но главным шагом на пути к усмирению Бундесбанка стало введение евро.

Евро появилось в результате политического компромисса между сторонниками интеграции и группами, поддерживающими Бундесбанк. Этот компромисс состоял в том, что, с одной стороны, страны-участники теряли свой денежный суверенитет, передавая право эмиссии Европейскому центробанку. С другой — чтобы уговорить немцев присоединиться к проекту, ЕЦБ пришлось наделить соответствующей независимостью. Перед центробанком была поставлена цель «поддержания уровня цен», запрещено покупать облигации стран-участниц и оказывать финансовую помощь государствам и компаниям с целью предотвращения банкротства (правило no bailout). То есть ЕЦБ оказался такой себе слабой версией Бундесбанка.

Все это было торжественно оформлено в Маастрихстских соглашениях, и в 1999 году на европейской финансовой сцене появилось евро. В реальности эти соглашения и евро были поражением Германии и Бундесбанка и победой евробюрократов. Понятно, что в самой Германии были мощные силы, такие как профсоюзы или германский автопром, которые тоже были больше заинтересованы в интеграции, чем в твердой марке, поскольку они теперь диктовали общеевропейские стандарты в своих отраслях и получали возможность ограничить конкуренцию в свою пользу.

Кризис госдолга

Страны PIIGS (Португалия, Ирландия, Италия, Греция, Испания) испытывают серьезные проблемы с суверенным долгом. Греция — на пороге дефолта. А все потому, что современные финансы основаны не на реальности, а на доверии, то есть являются по сути лотереей, «договором пари» или просто легализованным надувательством. Любые серьезные неприятности в одной части системы обязательно отражаются на системе в целом. В этот момент кредиторы вспоминают, что Греция — это Греция, а Германия есть Германия. Кредиторы были согласны давать деньги Греции под 2%, когда все было спокойно, потому что это те же самые евро, что и в Германии. Но в неспокойные времена кредиторы предпочитают подстраховаться и кредитовать под 15%. И правильно делают, ведь в итоге правило no bailout посылается в пень, ЕЦБ уступает «политической целесообразности» и деньги печатаются, формируя все новые и новые долги.

Упрощая, можно говорить, что в системе с товарными деньгами вроде золота никогда не дали бы государству-транжире типа Греции в долг под низкие проценты и в итоге не было бы никакого долгового кризиса ни в самой Греции, ни в Евросоюзе. Когда же предложение денег определяется не законами природы, а законами политическими, кредиторы дадут деньги Греции, поскольку они понимают, что политические законы, какими бы строгими и нерушимыми они ни казались, могут быть отменены или обойдены.

Евро: что дальше

Дальнейшая судьба евро будет решаться тоже политическим путем. Очевидный и логичный путь — унификация государственной политики европейских держав, сведение управления всеми «рычажками» в один центр. Это означает полную ликвидацию остатков национальных суверенитетов и строительство европейской империи.

Конституция Евросоюза, замаскированная под Лиссабонские соглашения, потихоньку вступает в силу. В 2014 году будут введены в действие чисто имперские положения, например, о праве выхода из ЕС. Чтобы выйти из Евросоюза, необходимо будет решение Совета, принятое квалифицированным большинством, то есть 55% голосами членов Совета (минимум 15 стран), эти государства должны представлять минимум 65% населения ЕС. Любые другие четыре страны могут заблокировать это решение. То есть Евросоюз превратится в междусобойчик с правилом «вход — рубль, выход — два». Таким образом, до того как это случится, элиты должны определиться, в какую игру они будут играть.

Мы сейчас находимся в начале процесса переформатирования Евросоюза под действием кризиса. В нем только формируются векторы и игроки. Впрочем, можно назвать несколько очевидных факторов, которые будут определять события.

Первый фактор. Государства всегда и везде развиваются по анамнезу раковой опухоли, и это значительно облегчает задачу прогнозирования. В нашем случае это означает принципиальную заинтересованность части европейских элит в новой европейской империи. Евросоюз с правосубъектностью государства — это, прежде всего, новый должник с чистой репутацией. Такая система должна быть создана хотя бы для того, чтобы продолжать гонку долгов, теперь уже не в рамках национальных государств, которые по уши в долгах, а в рамках Евросоюза в целом (только ленивый еще не высказался в пользу евробондов). С другой стороны, ЕЦБ, «независимость» которого теперь уже можно смело оплакивать, открывает новые невиданные возможности для инфляции, опять-таки в масштабах всего Евросоюза.

Второй фактор. Мы уже смело можем попрощаться с твердым евро. ЕЦБ, как и предполагалось, не стал «европейским Бундесбанком».

Третий фактор. Реформы, которых сейчас требует ЕЦБ от попавших в беду стран, скажем так, направлены не на решение проблемы, а на получение необходимой отчетности за некоторый период. План евробюрократа и мейнстримного экономиста Марио Монти, ставшего техническим премьером Италии, — яркий пример этого подхода. «Жесткая экономия», предлагаемая ученым, внутренне противоречива. Она не решает проблему экономического роста, отсутствием которого страдает Италия, некоторые ее меры в виде повышения налогов, прямо направлены против роста экономики. Это скорее фискальный план, а не план реформ. Вполне вероятно, что Монти удастся погасить задолженность Италии на некоторую сумму, что будет преподнесено, как большая победа, но затем все вернется на круги своя, так как причины бед сохранятся. Ни у национальных элит, ни тем более у евроинтеграторов нет никакой заинтересованности в реальном реформировании экономики, они уже давно объявили экономические реформы «политически невозможными».

Четвертый фактор. Необходимо понимать, что большинство «периферийных» стран вступало в ЕС не столько для стимулирования собственного роста, сколько для сохранения статус-кво. Проще говоря, они вступали не для того, чтобы развиваться, а для того, чтобы ничего не делать. В одиночку поддерживать высокий уровень государственных расходов и «социальных» платежей им было затруднительно, вот они и рассчитывали в этом деле на помощь ЕС. Ничего, кроме помощи, они от ЕС не хотят, тем более никаких реформ.

Пятый фактор. В случае гипотетического ухода «периферии», развитые страны тоже теряют преимущества. Они ведь выигрывают потому, что являются законодателями стандартов, которые подавляют конкуренцию. Собственно, сделка между развитыми и периферийными государствами, на которой держится ЕС, может быть сформулирована, как «подавление конкуренции в слабых странах в обмен на финансовую помощь». Если слабые державы уйдут, то для сильных Евросоюз тоже потеряет значительную часть своей привлекательности.

Если бы ЕС был завершенным проектом, то можно было бы смело говорить о его крахе. Но, к сожалению, это не так. У евроинтеграторов пока еще есть большой идейный резерв в виде недостроенной империи. Сейчас они активно объясняют всем, что империя с ее унификацией государственной политики сможет решить проблемы, с которыми столкнулся ЕС. Как будут развиваться события — спрогнозировать сложно. Абсолютно точно можно лишь сказать о том, что система фиатных денег обречена, но вот сколько продлится ее агония — вопрос открытый.

Альтернативный вариант

В 1976 году лауреат Нобелевской премии по экономике Фридрих фон Хайек написал книгу «Частные деньги», в которой назвал идею общей валюты «утопией» и предложил следующее решение. Коль скоро, говорит Хайек, мы имеем систему центральных банков, эмитирующих фиатные деньги, то решение состоит не в замене множества территориальных монополек одной общей для всех монополией, а в организации конкуренции между ними. Для этого страны — участники ЕС должны избавиться от правила «законного средства платежа» в отношении «своей» валюты, то есть допустить свободное хождение валюты на своей территории, включая ценообразование, расчеты и котировки. Также должны быть допущены золотые монеты и ликвидированы ограничения на деятельность иностранных банков государств — членов Евросоюза. Правило «законного средства платежа» сохраняется лишь для уплаты налогов и других государственных поборов, то есть они принимаются только в национальной валюте государства, взимающего их.

В этой ситуации граждане ЕС получают право выбора и, в зависимости от характера своей деятельности, могут использовать разную валюту. Спекулянтам будет привлекательна «мягкая» валюта, промышленникам и торговцам — «твердая». В любом случае, политика центробанка (который в этом случае просто превращается в государственный эмиссионный банк) страна будет направлена на повышение спроса на его валюту, другими словами, будет зависеть от того, насколько она необходима людям для их повседневных нужд.

Замечу, что столь любимые в Украине «европейские ценности» стали возможны только потому, что Европа долгое время представляла собой набор конкурирующих юрисдикций. Конкуренция, а не унификация стала причиной свободы и процветания Запада и, думаю, что конкуренция, а не унификация, в том числе и в денежной системе, станет основой его спасения.

Владимир Золотoрев